[Поход к гинекологу]
[]
[Вахтенный метод. Засада]
[Сержант]
[Просто рассказ]
[Жертвоприношение. Часть 2]
[]
[Галя]
[Половое воспитание]
[Полный фетиш или]
свингеры питер
Не нужно было поворачиваться и напряженно всматриваться в ночную темноту, чтобы понять, что в комнате кто-то есть. Спиной ощущая его присутствие, я едва дышал, крепко прижимаясь щекой к подушке. Да, это его шаги, - тихие, осторожные, крадущиеся, почти неслышные, и лишь нечаянный скрип половиц выдавал его присутствие. Вот уже ноздри втянули терпкий аромат одеколона вперемешку с запахом табака. Даже если бы не скрипели половицы, этот характерный запах выдавал бы его присутствие. Я чуть-чуть повернул голову и приоткрыл один глаз: так и есть - в широких трусах и тапках по комнате бродил отец. Сердце бешено колотилось о ребра, а ладони под одеялом противно вспотели. В серебристо-серых ночных сумерках отец казался особенно высоким и худым. Он перекладывал журналы и книжки на столе. Словно почувствовав мой испуганный взгляд, папа отошел от стола. Замерев посреди комнаты, он подслеповато вглядывался в складки одеяла на моей кровати. Не сложно было предсказать его дальнейшие действия - сейчас он подойдет ко мне. Так и есть, - запах табака и одеколона усилился. Отец приподнял одеяло и посмотрел на мое скрюченное на смятой простыне обнаженное тело.
- Что, думаешь, яйца спарятся? - Отец усмехнулся; вместо того, чтобы опустить одело, он постоял какое-то время, и затем кровать пронзительно заскрипела и прогнулась под тяжестью его тела, - я полежу немного с тобой, не возражаешь?
- Хорошо, - хотя это было совсем не хорошо, и мне совсем этого не хотелось, но нелепое любопытство не позволило мне отказать. Кроме того, где-то в глубине души, я подозревал, что мой отказ все равно не будет услышан.
Глубоко вздохнув, я вобрал в легкие терпкий аромат папиного одеколона. Это "Хаттрик" - тетя Галя подарила его своему брату на день Рождения. Папа часто на даче брился с вечера - "чтобы не тратить время утром".
Папина рука легла мне на бедро. Широкая немного влажная шероховатая ладонь медленно поднялась, съезжая к животу. Желудок томительно сжался по неизвестной причине, словно кто-то холодными длинными пальцами копошился в кишках. Ох, папочка, что это ты задумал? Если бы это случилось несколько лет назад, я бы даже не обратил внимания - маленькие дети часто спят в одной кровати с родителями. Но я уже не маленький мальчик
Часы продолжали монотонно тикать, отмеряя отпущенное для сна время. И все также шумел дождь за окном. Похоже, он даже усилился. Завтра во дворе будут огромные лужи, возможно, придется ходить все утро в резиновых сапогах, пока солнце немного не подсушит тропинки в саду. Что-то сильно беспокоило меня. Хотелось перевернуться на другой бок, но я боялся привлечь внимание нежданного соседа. "Если ты не хочешь спать, это не значит, что и другие не хотят, " - прозвучал в голове строгий мамин голос. " Закрой глаза - сон сам придет", - посоветовала невидимая бабушка. Да, лучше всего сейчас было бы заснуть, но присутствие рядом отца вызывало странное чувство неловкости и смутной тревоги.
Внезапно папина ладонь заскользила вверх, к груди и ущипнула правый сосок. Я вздрогнул от неожиданности:
- Ты чего?
- Ты ведь не спишь. Угадал? - Отец как будто задыхался.
- Не сплю, - отпираться не было никакого смысла.
Мысленно я следил за путешествиями отцовской ладони по его телу. Вот она поползла вниз, вдоль груди, живота... Она доползла прямо до этого места! "Он щупает меня за хуй!" Мне стало одновременно смешно и страшно. Ладонь накрыла гениталии и легонько нажала на член. Что мне было делать? Может ли отец трогать своего сына за хуй? Наверное, может: В каких-то особых случаях: Если я сам трогаю себя, то и папе можно: Папа самый близкий человек, и к тому же мужчина. И уж ему-то точно известно, что можно делать мальчикам, а что нельзя.
Папа дышал теперь часто-часто, и его тяжелое дыхание обжигало шею и затылок так, что казалось, волосы вот-вот начнут тлеть. Самое ужасное, что мой член предательски набухал от осторожных и нежных отцовских прикосновений, а по всему телу разлилась приятная истома. И это после того, как я не так давно хорошенько подрочил! К моим ягодицам прижался твердый горячий предмет. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что именно это за предмет. В груди что-то болезненно сжалось и заныло.
- Что ты делаешь? - Я постарался, чтобы в его голосе не звучал страх. Но страх и тревога были в самом вопросе.
- Серега, - голос отца стал совсем хриплым и звучал как-то сдавленно, - ты любишь меня?
- Да, конечно, - ничего другого я ответить не мог. Я ведь действительно любил отца.
- Тогда ничего не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто потрогаю тебя: Мне это нужно, очень нужно, пожалуйста:
От частых и ритмичных движений папиной руки там начался настоящий пожар. Член набух так, что стало больно. Отцу это тоже, похоже, нравиться - он ритмично терся своей толстой писькой между моими, ягодицами.
- Какой у моего мальчика большой пистолет, - отец говорил хриплым напряженным шепотом, а мне больше всего в ту минуту захотелось сбросить его руку, убежать из комнаты.
Но все тело словно парализовало, от затылка до самых пяток пробегала нервная дрожь. Наверное, я бы мог выскочить из кровати, убежать из дома, но мысль бежать голым по улице показалась совершенно дикой. Отец принялся покрывать поцелуями мою спину, опускаясь все ниже, к ложбинке между ягодицами. Он откинул одеяло. С замиранием сердца я почувствовал отцовский язык в тугом кольце сфинктера. Конвульсивно дернувшись, я приподнял попку, устремляя ее навстречу необычной и приятной ласке.
Через секунду сильные отцовские руки оторвали меня от матраса и поставили в унизительную позу на четвереньки. Папа ни на секунду не оставлял мой член. Он засунул мне в задницу чем-то смазанный палец, и через мгновение меня разорвала страшная боль...
Отец вдавил мое лицо в подушку, заглушая рвущийся из груди крик боли. Я весь напрягся, подался вперед, желая освободиться от режущей боли.
- Не шуми, бабушку разбудишь: расслабь попку, расслабь... - Папа остановился и начал усиленно массировать мой член. Странное дело, эрекция оставалась все такой же сильной, несмотря на боль. При этом возникло такое ощущение, что я сейчас обкакаюсь. Приятное напряжение в гениталиях отвлекли меня, я расслабил мышцы столь желанного в эту минуту для моего папочки заднего прохода. Воспользовавшись этим, он вогнал член еще глубже
- А-А-А-й -о-о!!..- я даже не узнал свой срывающийся петушиный голос, из глаз брызнули слезы, - вынь, мне больно! Слышишь?! Слезь с меня!
Отец не слышал меня. Буравящая, пульсирующая, горячая боль проникала все глубже, и мне показалось, что член отца уже заполнил меня всего и вот-вот разорвет живот. Отец делал это уверенно и быстро, и сквозь боль, стыд и унижение пробилась мысль, что это не первый раз для него. Я вздрагивал от мощных коротких толчков, задницей чувствуя прикосновения его живота и покалывание грубых паховых волос. Резким движением он прижал меня к себе, просунув руки под животом, словно насаживая на кол. Папа вошел еще глубже, и нестерпимая боль заставила меня снова вскрикнуть. Это было такое странное чувство, когда в твоей прямой кишке ритмично и мощно, разрывая внутренности, двигается взад-вперед мужской член. Первая режущая боль незаметно отступила. Отец замер на несколько мгновений, словно давая мне привыкнуть к новому ощущению. Умело орудуя рукой, он вернул упругую твердость моему начавшему было опадать члену. Орган отца был уже где-то очень глубоко, я совершенно не чувствовал боли в тот момент. Со мной что-то произошло: член совершенно деревенел, и я вдруг почувствовал приближение оргазма, такое режуще-тянущее ощущение. Когда отец начал медленно вынимать свой раскаленный шомпол, по всему телу разлилась приятная истома.
- Так лучше? - Мириады разорванных мыслей метались в моей кипящей черепной коробке, но его осторожные ласки приятным зудом растекались по стволу члена.
- Да-а, лучше-е-е! - Не знаю, как это сорвалось с языка, но я словно погружался в жаркую темную бездну. Стыдно признаться, но, чувствуя подступающий оргазм, я хотел, чтобы отцовская рука двигалась быстрее. Но это блаженство длилось не долго: руки отца крепко обхватили меня, последовал ужасный толчок. Потом еще один. И еще... Толчки все время усиливались, потный, глотая слезы, я жалко подергивался в руках того, кто вдруг перестал быть моим отцом. При этом не теряющий своей силы член раскачивался в такт этим подергиваниям. Мне уже не было стыдно или больно:
- Ох, бля, какой же ты узенький... Бля... Хорошо...хорошо, - отец явно был в экстазе - Хорошо, хорошо-о-о... Терпи, сынок, терпи... Хорошо-о-о! О, бля...о, бля...о-о-ой йе-о-о!! А-А-А!! Сейчас...сейчас...хо-ро-шо...О-О-ОЙ БЛЯ-А-А!!! БЛЯ-А-А-А!!!
Папа лихорадочно шарил ладонями по моему влажному, разгоряченному телу. Ногти впивались в плечи, член входил по самый корень в узенькое отверстие между истерзанными мышцами задницы, и я поймал себя на том, что изгибаюсь и подаюсь назад, навстречу этому напору, словно насаживаю себя на кол. Медленные размеренные движения уступили место резким и грубым рывкам.
Сквозь боль и блаженно пульсирующий внизу живота огонь, я чувствовал, как сильно внутри разбух отцовский член, заполнив все возможное пространство, и внезапно начал конвульсивно сжиматься, выплескивая в меня ядовитое семя. Но осознать происшедшее я не успел, - невыносимое болезненно-сладостное напряжение между ног взорвалось яркими огнями. Мощная струя спермы вырвалась, казалось, из позвоночника. Не было никакой боли - только один нескончаемый оргазм и водопад спермы. Папина рука замерла, раздалось последнее протяжное " Бля-а-а-а!!! ", он изогнулся, содрогнувшись всем телом, кончил, и безвольно уткнулся в мой затылок, кусая шею и завитки потных волос. Обмякший отцовский пенис выскользнул из попы.
Какое-то время я так и стоял на четвереньках, боясь лишний раз пошевельнуться и вслушиваясь в быстро возвращавшуюся ноющую боль. Пульсирующая тупая боль разливалась по всему телу, застилая взор дрожащим ярко-розовым туманом. Потом осторожно вытянулся на кровати, морщась от ощущения растекающейся по бедрам липкой влаги. Там, сзади, я был весь мокрый и даже боялся прикоснуться к попе, страшась увидеть собственную кровь. А то, что это именно кровь, - не сомневался. Через несколько мгновений пришло общее расслабление, как после яростного онанизма. До меня не сразу дошло, что делает отец - он быстро вытирал простыней влагу с моей попы.
- А теперь - спи, - голос у него снова стал ровным и спокойным, из него ушли тревожные нотки. Поцеловав меня в плечо, он поднялся с кровати. Этот поцелуй должен был превратить меня снова из его любовника - в сына. Но что-то мешало это сделать.
Раздавленный и оглушенный, я пытался осознать все происшедшее за последний час. Разве можно после этого спокойно заснуть? Перевернулся и, приподнявшись на локте, я посмотрел вслед удаляющемуся отцу.
- Па: - В горле застрял комок новых рыданий, страх расплакаться и уже предательски дрожавшие губы вытолкнули из меня, пожалуй, самый дурацкий вопрос из всех возможных, - что теперь?
- Ничего, я же сказал - спи, - не поворачиваясь, ответил он, - разве тебе было плохо?
- Мне было больно...
- Первый раз всем больно. Ты ведь и кайф словил. Я же сказал, что не сделаю тебе ничего плохого, потому что люблю. А человеку, которого любишь - плохого не сделаешь. Мы только играли. Но в такую игру могут играть лишь мужчины. А теперь спи и забудь обо всем. Это будет наш чисто мужской секрет. Ты ведь у меня мужчина, правда?
- Конечно...
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Такого жгучего, опустошающего чувства стыда мне еще никогда не приходилось испытывать. Тошнотворная волна омерзения подступила к горлу. Это была совсем не игра, и тебе, папочка, об этом должно быть хорошо известно. Он разговаривал со мной как с маленьким ребенком. Так, наверное, разговаривает взрослый дядечка с только что опущенным им пацаном. Без сил упав на подушку, я натянул одеяло до подбородка. Простыня была мокрой. Это папина сперма. Меня едва не вырвало, и, перебравшись на самый край кровати, где простыня оставалась сухой, чтобы не разреветься, принялся глубоко дышать. "Папочка опустил тебя. Ты теперь педик!" "Педик", - я прошептал это слово, пробуя его на вкус, слово, такое неприятное, грязное. Слезы сами потекли из глаз.
Одновременно свело живот. Неприятное ощущение уже давно примешивалось к пульсирующей боли. Теперь же в заднице засвербило, я понял, что сейчас произойдет. Едва вдев ноги в шорты, морщась от острой боли, и зажимая попу руками, я выскочил из дома, и прорвавшись сквозь плотную стену дождя, пулей влетел в темный туалет. У меня начался страшнейший понос. Моя истерзанная прямая кишка будто горела в огне, извергая все новые потоки. Несмотря на ночную прохладу, я покрывался липким потом, дрожа, словно в лихорадке, и кусая губы от боли.
Когда этот кошмар закончился, и я, всхлипывая, шагая в раскарячку, дополз до дома, то наткнулся на курившего на веранде отца.
- Все в порядке? - Он испуганно посмотрел на меня.
Я стоял под дождем и смотрел на него. Папа нервничал. Резко встав со стула, он шагнул ко мне. Я невольно вздрогнул и отступил.
- Сергей, иди в дом. Ты простудишься.
Я молча поднялся по ступеням и прошел мимо него.
А на следующее утро отец отправлялся домой. Он зашел ко мне рано, я еще лежал в кровати.
- Вставай, - он держал в руках свежую простыню, надо перестелить.
Двигаясь как автомат, я поднялся. Действительно, к бело-желтым разводам - следам спермы, - добавились пятна крови. Это кровь из моей разорванной задницы. Отец быстро скомкал простыню.